В час дня, Ваше превосходительство - Страница 144

К оглавлению

144

Козихина выскочила. Трухин ухмыльнулся:

— Мила! Вообще Ахметели молодец, умеет подбирать штат.

Астафьев сердито сказал:

— Эта канарейка не его заслуга.

— Мила, мила…

— Извините, Федор Иванович, я сказал, что это не его заслуга.

— Понял, поручик, понял… Мила. — Трухин взял бутылку. — Начнем, господа…

Орлов любезно пододвинул рюмку:

— Возьмите мою. Я подожду…

Трухин налил полный стакан.

— Ничего, я из этого сосуда могу…

Поднял стакан:

— За боевую дружбу людей разных убеждений, взглядов, характеров, объединенных ненавистью к большевизму! За русский народ!

Астафьев закусил лимоном.

— А все-таки покойный император был не дурак… Неплохо!

Трухин торопливо вылил остатки коньяка в стакан, заговорил:

— Не люблю, когда пусто… А императора я видел… Что вы так смотрите, Астафьев? Видел. В 1913 году, в трехсотлетие дома Романовых. Государь приезжал с семьей к нам в Кострому. Мне, как самому высокому гимназисту, поручили преподнести императору хлеб-соль! Я тогда был в шестом классе… Ваше здоровье, господа!

Астафьев осторожно локтем толкнул Орлова: «Посмотрите, как накачивается господин генерал». Трухин поднял пустую бутылку:

— Распорядитесь, господин поручик.

Астафьев снял трубку.

— Будет исполнено… Вот вы, Федор Иванович, сказали — «за русский народ». Извините, что я затеваю этот разговор… Если верить герру Геббельсу и нашей газете «Доброволец», русский народ ненавидел большевиков, и с нетерпением ждал прихода Гитлера. А сейчас этот самый народ во главе с большевиками не сегодня, так завтра придет на землю Великой Германии… Алло! Ахметели!.. Не отвечает.

Трухин, морщась, пожевал лимон, выплюнул корку и язвительно заметил:

— Из вас, поручик, вышел бы неплохой комиссар.

— Я хочу все понять, ваше превосходительство. Я не был в России с детства.

— Умом, поручик, Россию не понять…

— Знаю, слышал. В Россию можно только верить… Но вы скажите мне, сыну белого эмигранта, в какую Россию я должен верить? Что вы скажете, господин Орлов? Вы же недавно из России.

Орлов крутил пустую рюмку. «Что ему от меня надо? Вот, стервец, завел разговор. А отвечать надо немедленно».

— Верить обязательно, и, во всяком случае, не в ту Россию, в которой придумывали закусывать коньяк лимоном… Что ушло, то ушло…

Трухин поскучнел:

— Поручик, распорядитесь!

Астафьев бросил трубку:

— Пропал Ахметели! Пойду искать.

Трухин расстегнул мундир:

— У вас душно, господин Орлов. Я сниму… И вы раздевайтесь. Давайте без церемоний… — Вынул из заднего кармана флягу. — Не желаете? У меня тут НЗ. Правда, водка… Не желаете? Ну, как хотите. Я выпью. Если бы вы знали, какая тут тоска… Мне скоро пятьдесят. Иду под уклон жизни, жизнь прожита. А чего достиг? Русский человек, дворянин… Я понимаю, вам это смешно слышать — дворянин! Сижу в Берлине… Всю жизнь делал не те ставки… Государю императору дали под зад… В 1918 я соблазнился Савинковым, влез в ярославский мятеж. Командовал полковник Перхуров. Казалось, орел! А орлу сначала выщипали хвост, потом оторвали голову… Надо было жить, скрывать свое происхождение… Дослужился у большевиков до генерал-майора… Все в порядке. А тут война. Я заместитель начальника штаба армии. Немцы в Смоленске, под Киевом, немцы во всей Европе. Казалось, вот мой идеал — Адольф Гитлер! А его скоро загонят в мышеловку. Несчастный дурак!..

Орлов встал, руки по швам, спокойно, твердо возразил:

— Я вас прошу — не надо так говорить! Мы солдаты, не лакеи. Это только лакеи сплетничают про хозяев…

— Я пошутил, господин Орлов… Давайте выпьем!..

— Я пропущу, Федор Иванович, не хочу мешать коньяк с водкой. Господин Астафьев сейчас принесет.

— Дожидайся! Он у своей канарейки… Русский из Бордо… Ты с ним поаккуратнее. Большая сволочь. Мы с тобой из России, а он из Бордо… Скажи, боишься смерти? Только не ври…

— Как сказать. Боюсь.

— Спасибо! Молодец! Выпей! Ты хороший человек, Орлов. Все врут: «Не боюсь!» А все дрожат. Трусы. Знаешь, как наш шеф боится? На ночь молится. Сам видел. Крестится, крестится и все шепчет: «Господи, господи…» И я боюсь! Все будет, а меня не будет. Это ужасно. Понимаешь, вот этот стол, стулья будут существовать, а меня не будет…

Вошел Астафьев:

— Сейчас принесут.

Увидел, что Трухин совсем захмелел.

— А не пора ли нам, ваше превосходительство? Мой папа иногда говаривал: «Дорогие гости, вам хозяева не надоели?»

— Ну, где ваша канарейка? — Астафьев подал Трухину мундир:

— Идемте, Федор Иванович. Тем более что к господину Орлову скоро пожалует супруга. Алексей Иванович не видел жену много лет.

Трухин никак не мог попасть рукой в рукав.

— Сочувствую… Я тоже мою законную не видел много лет. Надоели здешние вертихвостки. Это очень приятно… После долгой разлуки.

И Трухин неожиданно запел:

— «Сперва неловко как-то было и не хватало нужных фраз…»

Астафьев напялил на него мундир, бесцеремонно потянул к двери.

— Ауф видерзейн, господин Орлов… Пошли, Федор Иванович, пошли…

Вошла Кира. Видимо, сначала она даже не поняла, куда она попала, — с удивлением посмотрела на власовцев.

Орлов помог довести Трухина до двери.

— До свидания, Федор Иванович.

— Подожди, Алексей Иванович, я должен представиться… честь имею. Трухин Федор… Гимназист… Пардон, фрау… Совет да любовь. — И запел: — «Потом она сказала мило…»

— Я сейчас, Кира, сейчас… Только провожу.

144