В час дня, Ваше превосходительство - Страница 169

169

— Вот и мой меня встретил… Варвара Ивановна, идите сюда. Познакомьтесь — это Андрей Михайлович.

Женщина подошла ближе — я увидел глаза Киры Орловой.

«Как ты мог, Алеша?!»

Меня с предосторожностями внесли в санитарную машину. Но она не трогалась. Надя положила мне под голову ладонь и сказала Мише, устроившемуся у меня в ногах:

— Почему не едем? Тут так душно.

— Кого-то ждут.

Как раз в этот момент в машину влез Алексей Мальгин.

— Извините, что я задержал. Мне сказали, самолет прибывает в семнадцать часов, он пришел на пятнадцать минут раньше. Здравствуй, Андрюша!..

Я шутливо ответил:

— Привет, привет… Рапорта, к сожалению, отдать не могу — встать не сумею.

— Лежи, лежи. Сейчас я тебе отрапортую. Поздравляю тебя с орденом Ленина, товарищ полковник!..

Мне предстоял капитальный ремонт, поэтому прямо с аэродрома меня отвезли в госпиталь. Я не могу сказать «молодость взяла свое» — я уже был далеко не молод, в марте 1945 года мне исполнилось сорок семь лет…

В общем, как видите, я выжил.

В госпитале я узнал от Мальгина, где и как поймали Трухина, Благовещенского, Закутного, Зверева и других изменников Родины, холопски служивших вместе с Власовым Гитлеру.

Трухина поймали 7 мая в городе Пшибрахе. Он заблудился в поисках американских войск и попал в расположение нашей части. Он был трезвый и сдался без всякого сопротивления.

Благовещенский и Закутный успели пробраться к американцам. В середине июня оба были переданы советским властям.

Зверева захватили 11 мая в селении Марковица. Он оказал сопротивление, отстреливался, а потом пытался покончить с собой, но пуля попала в ногу. На полу лежала его сожительница Татьяна Кочерьянц, бывшая аптекарша из города Локоть. Она приняла сильную дозу морфия. Когда Кочерьянц привели в чувство, она брезгливо бросила Звереву:

— Достукался! Эх ты!..

Зверев матюкнулся, заплакал. Его «мадам» это мало тронуло.

— Не реви… Чего сопли распустил? Умел блудить, умей и отвечать.

Только о Жиленкове и Малышкине мы долго ничего не знали. Но им, конечно, также не удалось избегнуть возмездия за свои преступления перед Родиной, народом.

Жиленков пробрался к американцам в районе Инсбрука. Малышкин явился в штаб 20-го корпуса американских войск, находившегося неподалеку от Фюссена, откуда его направили к командующему 7-й американской армией генералу Петчу.

В лагере для военнопленных в городе Асбург Жиленков и Малышкин встретились, и их вместе с еще тремя предателями перевели в лагерь американской разведки в город Оберузель, неподалеку от Франкфурта-на-Майне. Американцы приставили к ним офицеров — лейтенанта Стюарта и майора Сандерса, хорошо говоривших по-русски.

Одно время они жили на вилле «Флорида» и целыми днями писали «доклады» для американской разведки…

Жиленков очень понравился американцам, особенно Сандерсу. Он согласился оставить Жиленкова в Мюнхене для шпионской работы. Жиленков стал Максимовым. Он очень обрадовался своей удаче и все время издевался над своим бывшим шефом Власовым:

— Вляпался, идиот, как слепой котенок! Не мог, болван, вовремя удрать!..

Как ни прятали американцы Жиленкова и Малышкина, наши все-таки обнаружили их и потребовали выдачи.

Первого мая 1946 года Жиленкова и Малышкина доставили на обменный пункт. Очевидно, для того, чтобы избежать лишних хлопот, американцы сказали Жиленкову и Малышкину, что их везут представляться начальству, одели в новые костюмы, дали новые бумажники, вложив в каждый по сто долларов. Малышкин, узнав, куда его привезли, побледнел, а Жиленков, увидев советских офицеров, бросился бежать. Его нагнали и повели — он шел, еле передвигая ноги от страха, дрожал, кричал: «Не хочу! Не поеду!» Потом стих и попросил разрешения поговорить в последний раз с майором Сандерсом.

— Ну, что, выжали, как лимон, а теперь бросаете?

Американец пожал плечами и ответил:

— Се ля ви… Такова жизнь!

Сандерс попросил у Малышкина и Жиленкова бумажники. Они безропотно отдали. Американец вынул деньги, неторопливо переложил в свой карман, а пустые бумажники вернул, деловито заметив:

— Возможно, пригодятся вам, господа.

И, козырнув советским офицерам, направился к ожидавшей его машине.

Второго августа 1946 года рано утром мне позвонил Алексей Иванович Орлов.

— Добрый день, Андрей Михайлович. Сегодняшние «Известия» видел?

— Нет еще. А что там?

— Тогда слушай: «На днях Военная коллегия Верховного суда СССР рассмотрела дело по обвинению Власова А. А., Жиленкова Г. Н., Трухина Ф. И., Зверева Г. А. и других в измене Родине и в том, что они, будучи агентами германской разведки, проводили активную шпионско-диверсионную деятельность против Советского Союза. Все обвиняемые признали себя виновными… Военная коллегия приговорила всех к смертной казни через повешение. Приговор приведен в исполнение». Ну, вот и все, Андрей Михайлович. Что скажешь?

Что я мог ему ответить? Я сказал:

— Помнишь наш разговор в Берлине: как веревочка ни вьется, а конец будет…

С незабываемых майских дней 1945 года прошло много лет. Наверное, поэтому все, что я увидел и пережил в тылу врага — в Берлине, Летцене, Добендорфе, в штабе Власова, — все теперь кажется таким далеким. Это, наверное, и есть та самая «дымка времени»…

Тени прошлого промелькнули передо мной еще раз.

В конце октября 1967 года мне позвонил Алексей Орлов.

— Старина, хочешь побывать в Монреале, на Всемирной выставке? Мы теперь вольные казаки. Включать тебя в туристскую компанию? Летим?

169