— Опять в «Бутырку»?
Темноволосая оказалась злой, как пантера, кусалась, плевалась, пришлось завернуть ее в желтое атласное покрывало.
Были еще и трофеи: семь грузовиков, одна легковая машина, пять пулеметов, несколько винтовок, мешок револьверов, два мешка патронов.
Самое главное, выяснилось, что под вывеской Управления по перевозкам Балтийского и Черноморского флотов действовала крупная банда, занявшая дом девять еще до переезда правительства в Москву. Один из арестованных на допросе показал, что в последние дни банда готовилась к эвакуации. Так приказал ее главарь — дезертир из второго флотского экипажа Митька Коркин, он же Архип Савельич Германов.
Накануне своим дружкам он заявил:
— Будя! Пошалили в Москве, и хватит! Что-то ЧК любопытничать начала. Петерс, дьявол, улыбается, а глазами так и сверлит…
Чекисты никогда еще не видали своего председателя таким разгневанным, каким он был в этот день на совещании оперативных работников.
— Это черт знает что такое! Под самым носом у нас, в центре Москвы, в трех шагах от Кремля, действует наглая банда, а мы узнаем о ней случайно, в последний момент. Плохо мы работаем, товарищи, плохо! — Он резко повернулся к Александровичу: — Почему не доложили мне о побеге Филатова?
— Не хотел занимать ваше внимание мелочами, Феликс Эдмундович…
Петерс внимательно посмотрел на Александровича и ничего не сказал.
Кияткин возвращался из Петрограда в отличном настроении — поездка вышла удачной. Помог господин случай, а в этого господина Кияткин верил больше, чем в бога.
Не познакомься он в поезде с угрюмой усатой дамой мисс Уоррен, боже мой, страшно подумать, как бы сложилась тогда его жизнь!.. Если бы в поезде мисс Уоррен не схватил приступ мигрени… Если бы, наконец, мисс Уоррен, собираясь в путь, не забыла положить мигреневый карандаш в свою огромную, похожую на пасть крокодила сумку и Кияткину не нужно было бы бежать за карандашом?!
Господин случай сделал все!
Два дня назад в Петрограде господин случай еще раз доказал свое могущество и преданность ему, Митрофану Кияткину.
Молодой, талантливый авиационный конструктор оказался куда более сговорчивым, нежели профессор Пухов.
Понятно, рыбку удалось подцепить не без труда, и живец употреблен серьезный, и еще серьезнее обещания, выданные Митрофаном на свой страх и риск, но все должно окупиться — конструктор не просто талантлив, а на грани гениальности…
Однако и Пуховым пренебрегать нельзя — товар жизненно необходимый.
Дверь Кияткину открыл молодой взлохмаченный человек, со злостью спросил:
— Вам кого?
— Профессора Пухова.
— Нет дома.
— А Лидию Николаевну можно видеть?
Мистер Кияткин отметил, что на второй вопрос молодой человек ответил мягче:
— К сожалению, она нездорова.
— Может быть, нужна помощь?
— А вы случайно не из ВЧК?
Кияткин сдержанно улыбнулся:
— Никак нет. С кем имею честь?..
— Пухов.
— Сергей Александрович? — искренне обрадовался Кияткин. — Живы? Здравствуйте! Представляю, как счастлива ваша матушка…
— Сережа! — донеслось из спальни. — Кто там?
— Это я, Лидия Николаевна, Кияткин!.. Поздравляю вас с воскресшим из мертвых!
Поговорили, как посчастливилось Сергею Александровичу раньше других вырваться из германского плена, как невероятно тяжело сейчас ездить по железным дорогам. Угостив хозяина наикрепчайшими сигаретами, Кияткин невзначай равнодушно спросил:
— Куда, вы сказали, уехал Александр Александрович?
— На станцию Шатура.
— Один?
— Право, не знаю. Слышал, что поехал не поездом, а на дрезине. Наверное, что-нибудь связанное с торфом. Сейчас у отца новое увлечение — электростанция на торфе. — Сергей засмеялся и продолжал: — Пощипали большевичков! Угля нет, нефти нет.
Кияткин равнодушно спросил:
— На Шатуре, кажется, торфяное болото?
— Хорошо болото! Я не специалист, и точно не знаю, но слышал, что там сотни миллионов пудов торфа. Хватит до страшного суда и еще останется чертям разогревать для грешников смолу.
— Вы сказали — «не специалист». А какая же у вас, извините за нескромность, профессия?
— К сожалению, недоучка… Взят в военное училище с четвертого курса.
— Ваш отец говорит, что вы авиатор?
— В далеком прошлом. Больше никогда не влезу ни в один аэроплан — хоть озолотите. Сыт по горло!
— А что собираетесь делать дальше?
— Посмотрю.
— Надеюсь, вы не большевик и не из сочувствующих?
— Помилуй бог!
— Если так, скажу откровенно. Всей этой петрушке скоро крышка!
— К сожалению, вы выдаете желаемое за достигнутое, а это очень опасно — заблуждаться.
— Выходит, по-вашему, всякая надежда — заблуждение? А я надеюсь видеть Россию сильной, великой и чтобы во главе стояли не авантюристы и немецкие шпионы, а умные, образованные, интеллигентные люди. И чтобы хамье знало свое стойло. Сейчас в России надо уметь вести себя осторожно. У нас в Штатах все ясно, я прихожу в контору и сразу вижу — это младший клерк, это старший, а это хозяин. Я твердо знаю, как с каждым из них себя вести. А здесь все спутано. Я прихожу в какой-нибудь ихний комитет, смотрю и гадаю: «Видимо, этот приличный господин самый большой начальник!» А самым большим оказывается солдат, или матрос, или еще хуже — женщина! Кстати, если заговорили о женщинах. Хотите кутнуть?..
Сергей замялся. Вечер предстоял пустой: Анна Федоровна к примирению шла туго, разговаривать — разговаривала, но дальше порога не пускала, и в кармане только махорка, да и то на одну закрутку.