В час дня, Ваше превосходительство - Страница 45

Мешков умолк, закрыл глаза.

— Какой же второй выход? — тихо спросил Петерс. — С моста в воду или пулю в висок?

Мешков не отвечал.

— Значит, так, князь: жизнь разбита, все пропало, будем стреляться?

Мешков открыл глаза. Петерс сделал вид, что не заметил слез.

— Что же мне осталось?

— Жить! А вот как тебе, парень, жить… Извини, что я с тобой на «ты», а как жить, давай подумаем. Не спеши на тот свет. Я хоть там и не бывал, но заглядывать приходилось, и не раз, — интересного там мало. Куда интереснее на Родине и для Родины. Жизнь твоя только начинается.

Студента Николая Коротнева привели к Петерсу днем, часа в три.

— Садитесь, молодой человек. Давайте побеседуем.

— Я все сказал. Верочка подтвердила.

— Поговорим и о Верочке. Сначала о папе с мамой. Кто они? Где живут? Сколько у них детей, кроме вас?

— Две дочери. Мои, следовательно, сестры. Папа — механик без образования, практик. Мама ведет дом. Шьет, правда, исключительно знакомым. Живут в Орехово-Зуеве.

— Ясно. Мамочка иглой пальцы исколола, папа-практик решил вам образование дать. А сестры?

— Они еще маленькие.

— Ясно! Помогать родителям еще не могут. А вы сколько за букет для Верочки выкинули? Ладно, не хотите — не говорите, это ваше личное дело.

— Умоляю! Скажите, что с Верочкой?

— Ничего. Она к контрреволюции отношения не имеет. Она по другой части. Советую выбирать знакомых, молодой человек. Идите домой. К экзаменам готовьтесь.

— Вы меня освобождаете?

— Я говорю — домой идите. И деньги, которые вам родители дают, не тратьте на Верочку. Извините меня, может, я вам на любимую мозоль наступаю, только ваша Верочка шлюха…

Минут через десять в кабинет к Петерсу вошел Мартынов. Петерс стоял у окна, смеялся.

— Андрей, смотри.

По улице, расталкивая прохожих, часто оглядываясь, бежал студент.

— Ишь улепетывает. Боится, дурачок, как бы не вернули… Что у тебя? Докладывай.

— Везет мне на знакомых. Пинка назвал еще одного — Сергея Пухова, сына профессора. Того самого…

— Понял. Подожди, я спрошу Феликса Эдмундовича. Давай протокол допроса.

Вскоре Петерс вернулся.

— Дзержинский сказал: показания Пинки надо тщательно проверить.

Анна Федоровна Денежкина женским чутьем поняла, что если она не сменит гнев на милость, то милого друга Сереженьку можно потерять навсегда: «Помучила, ну и хватит!» Испугало ее и возвращение в Москву молодой вдовы Варвары Феоктистовой, урожденной Самариной. «А вдруг переманит?!»

Анна Федоровна посетила Сухаревку — поискать, чем побаловать милого друга, и как раз повезло — приобрела бутылку шустовской рябиновой. Хорошо зная сухаревские нравы, вышибла пробку, глотнула и успокоилась — настоящая! И еще раз повезло, увидела в руках у старушки беленький шелковый офицерский шарфик: «С шарфика и начну. Скажу — зайдите, могу уступить. Пусть понимает про „уступить“ как хочет…»

Сергею Александровичу шарфик пришелся по душе.

— Знаете, Анна Федоровна, это даже не офицерский, а военно-морской, адмиральский, если судить по ширине. Обыкновенные офицерские значительно уже.

— Стало быть, выйдете в адмиралы, — расцвела комендантша, — вот и пригодится мой подарочек.

А Сергей подумал: «В адмиралы, конечно, не выйду, а в полковники уже сулят произвести… А! Не думать ни о чем!»

Отодвинул рюмку, налил стакан, выпил залпом.

— Анна Федоровна, дорогая! Где вы эту божественную жидкость раздобыли?

Все было, как прежде: выпили, закусили, Анна Федоровна привернула фитиль керосиновой лампы, оставила крохотную линеечку, чтобы потом погасить одним дыханьем.

За Сергеем Пуховым поехал Мальгин, прихватил с собой милиционера.

Постучал негромко, осторожно. Пухова спросила:

— Это ты, Сережа?

Мальгин вежливо ответил:

— Извините, Лидия Николаевна. Мы из ВЧК.

Открылась дверь. Увидев незнакомых людей, Пухова испуганно сказала:

— Что случилось? Александр Александрович?

— Профессор здоров, Лидия Николаевна, и, по всей вероятности, на этой неделе приедет. Мы к Сергею Александровичу. Но его, видно, нет. Не скажете, где он?

Немного успокоившаяся Пухова спросила:

— Он вам очень нужен?

— Очень.

— Он, наверное, во второй квартире, у Денежкиных, — деликатно сказала Лидия Николаевна и повторила: — У Денежкиных. У нашего коменданта…

— Сереженька! Миленький…

— Подожди, стучат… Слышишь?

— Золотой мой, это не к нам.

— Ты послушай! Опять, наверное, твой милиционер. Спровадь.

— Ты лежи, миленький, лежи. Я мигом…

И вдруг:

— Гражданин Пухов? Сергей Александрович?

— Я. В чем дело?

— Одевайтесь. Ознакомьтесь с ордером на арест…

У Сергея до противности дрожат руки.

— Ваш пиджак, гражданин Пухов?

— Мой.

— Шарфик забыли, гражданин Пухов.

— Это не мой… — И попытался казаться остроумным, храбрым: — Вы мне свой галстучек накинете?

Милиционер парировал злой намек:

— В ВЧК, гражданин Пухов, не вешают. В случае необходимости расстреливают.

Мальгин строго глянул на милиционера, тот замолчал.

— Готовы, гражданин Пухов? Можете следовать?

— Вполне.

— Пошли.

Анна Федоровна, не выдержав, бросилась к нему:

— Сереженька! Сергей Александрович…

Пухов даже не обернулся, вышел на лестничную площадку. Его сразил крик:

— Сережа!

На лестнице, вцепившись в перила, стояла мать.

Приехав с Шатуры и узнав от жены об аресте сына, профессор начал было крутить ручку телефона, потом махнул рукой.