— А я задумываюсь, поручик. Если победят немцы, тогда у меня, да и у вас, путь определенный. А если…
— Тоже определенный. Пополните русскую эмиграцию, если, пардон, уцелеете. И в такси… Важно только — кем? Пассажиром, понятно, лучше, чем шофером.
— Шутите!
— Характер легкий…
По двору прошли Рябинина и Козихина с корзинами для посуды. Астафьев проводил их взглядом, пока не скрылись, закурил.
— Когда я вижу этих русских женщин, я думаю: «Какое мне до них дело? Они советские, их отцы выгнали мою семью из России, я из-за них лишен родины». И все равно мне жаль их. Мне не так жаль итальянок, голландок, а русских жаль. Я готов бить за них морды немцам.
— Странно слышать такие речи в немецком доме.
— Наверное, странно. И тем не менее… Вы не обидитесь на мой вопрос?
— Смотря какой.
— Вы, в недавнем прошлом советский генерал, состояли в партии коммунистов. Скажите, как вам удалось избавиться от коммунистических идей, от всего, чем вы жили почти четверть века?
— Это долгий разговор, поручик. Скажу только одно: я никогда не считал себя советским. Я всегда оставался русским, только русским.
— Националистом?
— Если хотите, да.
— Как же вам удавалось прятать свои убеждения? Вы извините меня, но меня беспокоят некоторые вопросы.
— Лучше выпьем, поручик. Фрау Адель понимает толк в жизни, Берлин живет по карточкам, а у нее все, что угодно. Замечательное вино.
— Ну что ж, генерал, давайте выпьем, хотя это и не ответ на мои вопросы.
На террасу вышел Власов, посмотрел на небо:
— Можем ехать, господа.
— Как себя чувствует фрау Белинберг? — спросил Благовещенский.
— Нервы, — неопределенно ответил Власов. — Сейчас придет проводить нас. Надеюсь, больше не прилетят?
— Кто их знает, — меланхолично сказал Астафьев, — Иногда они по три захода делают. Прикажете готовить машины?
— Да, да. Одну минуту, поручик! Кто эта женщина?
По двору опять шли Рябинина и Козихина, несли в корзине посуду.
— Которая, ваше превосходительство?
— Та, что повыше.
— Восточная рабочая. Их у фрау Белинберг много.
— Позовите ее сюда.
— Слушаюсь.
Астафьев застучал каблуками по каменным ступенькам. Благовещенский иронически посмотрел на Власова: «Вот кобель! И тут не может!..»
Власов тихо сказал Благовещенскому:
— Я хочу поговорить с ней.
Благовещенский кивнул не головой — всем корпусом и молча ушел. Астафьева просить было не надо — он отлично изучил шефа.
Власов приблизился к Рябининой, подал руку:
— Здравствуйте, Кира.
— Вы ошиблись, герр генерал. Меня зовут Варвара… Варвара Рябинина.
Власов засмеялся:
— Ошибся? Что вы! Вам, Кира, не надо меня бояться. Узнали меня? Я Власов, Андрей Андреевич. Помните Ялту, санаторий «Аэрофлот»? Я был один, а вы с мужем.
— Никогда там не была.
— Не упрямьтесь, Кира. Вам ничто не угрожает.
— А я ничего не боюсь. Вы принимаете меня за другую.
— Вы знаете, где ваш муж?
— Мой, по всей вероятности, на фронте, а где муж вашей знакомой Киры — я не знаю…
— Допустим, вы не Кира, как вы попали сюда?
— Что вас удивляет? По сообщению герра Геббельса, миллионы восточных рабочих изъявили желание добровольно поехать на работу в Германию. Я одна из них.
— Я спрашиваю, как вы попали в имение фрау Белинберг.
— Очень просто: управляющий выбрал меня на бирже острабочих. Я могу идти? У меня много работы, герр генерал, а ваша невеста очень требовательна и строга.
Власов сухо разрешил:
— Идите.
Рябинина спустилась во двор. У раскрытых дверей кладовой ее ждала Козихина.
— Кира! — громко окликнул Власов.
Рябинина не обернулась.
— Рябинина! Подойдите ко мне!
«Что ему надо?»
Недоуменно пожала плечами, вернулась:
— Слушаю вас.
— Давно вы в Германии?
— Целую вечность, — грустно усмехнулась Рябинина.
— А если без лирики? Точно?
— С тысяча девятьсот сорок первого.
— Где взяты в плен?
— Я невоеннообязанная.
— Последнее место жительства в России?
— Город Львов, герр генерал.
— Ваш личный номер?
— Сто тринадцать тысяч семьсот шестнадцать, герр генерал.
— Можете идти, — торопливо сказал Власов — на террасу вышли фрау Белинберг, Фердинанд, Вейдеманн, Астафьев.
— Андре! Мне стало легче.
— Я рад, дорогая. Мне было очень грустно покидать вас больную.
— Уезжаете?
— Пора. Дорогая Адель, у меня к вам небольшая просьба… У вас есть восточная рабочая. Я прошу вас разрешить передать ее в распоряжение моей охраны.
— Она что-нибудь сделала против вашей безопасности? — вмешался в разговор Фердинанд.
— В некотором роде.
— Хорошо, дорогой Андре. Макс, распорядитесь.
— Кто вам доставил неприятности, генерал? — настороженно спросил Вейдеманн. — Может, я справлюсь сам? Обещаю достойно наказать виновную.
— Ее номер сто тринадцать тысяч семьсот шестнадцать. Фамилия — Рябинина.
— Если генералу эта женщина необходима… — Вейдеманн подчеркнул последнее слово: — Если необходима, мы охотно отдадим.
Астафьев уловил иронию Вейдеманна.
— Это военная необходимость, господин управляющий, — вмешался он. — Я прошу передать в наше распоряжение еще одну русскую — Козихину.
Власов искоса глянул на поручика. Вейдеманн тем же подчеркнутым тоном спросил:
— Это тоже военная необходимость?
— Да, — твердо ответил поручик. — Это продиктовано безопасностью генерала Власова.